задумчиво

[chuh]

На рассвете танки русских подошли к Москве.
В головной машине открылся башенный люк. Высунулась рука с мегафоном. За ней — лейтенант Иванов.
— Сдавайтесь, чурки! — заорал Иванов в мегафон. — Сдавайтесь, а то хуже будет! Русские пришли!
Из-за баррикады, перекрывающей въезд под Московскую кольцевую дорогу, выглянул бригадный генерал Хухуев.
— Я твоя мама имел, морда жидовская! — крикнул он. — Моджахеды не сдаются!
Показал лейтенанту Иванову «фак» и на всякий случай тут же спрятался.
К танку подошел тяжелым командирским шагом подполковник Криворучко.
— Лейтенант! — рявкнул он. — Что за самодеятельность?! Мегафон сюда. А сам убрал хлебало нерусское в люк, быстро. А то противник хрен знает что о нас подумает.
Иванов отдал мегафон и сказал обиженно:
— Сами понабрали в армию хрен знает кого, а теперь ругаетесь.
После чего, как и было приказано, убрал нерусское хлебало в люк.
Подполковник Криворучко поднял мегафон и крикнул:
— Сдавайтесь, чурки! А то хуже будет!
— Я твоя мама имел, русская свинья! — отозвался бригадный генерал Хухуев.
Из люка снова высунулся Иванов.
— Охренеть конструктивная беседа, — заметил он.
— Ну и вали в свой Израиль, если такой умный, — надулся подполковник. — Как я должен с чурками говорить, по-твоему?
— Сейчас нам объяснят, — сказал Иванов. — Вон пиндос нарисовался.
К переговорщикам короткими перебежками, то выскакивая из-за танков, то скрываясь за ними, двигался военный советник капитан Моргенштерн.
— Дурак дураком, а чурок боится, — прокомментировал Криворучко. — Умный, значит. Или все-таки дурак?
— Вы бы сами ушли за броню, — посоветовал Иванов.
— Я стою на своей земле, — веско сказал подполковник.
Подбежал Моргенштерн, присел за кормой танка.
— Ну? — спросил он на ломаном русском.
— Чего? — не понял Криворучко.
— What the hell is going on?
— Слушай, говори по-нашему, пиндос несчастный, а? — взъярился подполковник. — Чему тебя в твоем драном Вест-Пойнте учили?
— Я буду жаловаться, — четко выговорил Моргенштерн.
— Ага! — обрадовался Криворучко. — Слышу голос не мальчика, но мужа.
Моргенштерн достал из кармана переводчик и принялся нажимать кнопки.
— Покиньте открытое пространство! — железным голосом потребовала электронная машинка.
— Понял, — Криворучко кивнул и поднял мегафон. — Покиньте открытое пространство! — крикнул он в сторону баррикады.
— Сам ты покиньте открытое пространство! Я твоя мама имел! — раздалось в ответ.
Иванов грустно поглядел на командира и сказал:
— Вы бедного пиндоса доведете рано или поздно. Он свихнется, и у нас будут неприятности.
— А не хрена тут! — гордо ответил Криворучко.
Моргенштерн продолжал давить на кнопки.
— Сообщите противнику, что вы действуете согласно мандату НАТО! — сказал переводчик.
— Манда ты! — крикнул Криворучко в мегафон.
— Сам дурак!
— За дурака ответишь, козел!
— А ты за козла ответишь!
— Детский сад, — резюмировал Иванов и закурил.
Моргенштерн высунул из-за танка руку и дернул подполковника за штанину.
— Кто?! Фамилия?! — удивился подполковник. — А, это ты…
— Сообщите противнику, что, согласно Вашингтонскому договору 2013 года, занимаемая им территория должна быть возвращена под юрисдикцию Республики Москва!
Криворучко почесал в затылке.
— Вам перевести, товарищ подполковник? — спросил Иванов.
Криворучко показал ему кулак. Поднял мегафон.
— Значит, так, чурки! — крикнул он. — С вами говорит командующий танковыми войсками Республики Москва подполковник Криворучко! Тут советник от пиндосов уверяет, что вы обязаны убраться с моей земли добровольно. А вы об этом знаете?!
— Скажи пиндосу — я его мама имел! — попросили из-за баррикады.
— Лейтенант! Переведи!
— Answer is negative.
— Сдается мне, ты не все перевел, — заметил Криворучко.
— Answer is negative and fuck you, — поправился лейтенант.
— Так-то лучше, — согласился подполковник.
Моргенштерн, сидя на корточках, хлопал глазами и качал головой. Потом склонился над переводчиком.
— Сообщите противнику, что, согласно Вашингтонскому договору 2013 года, в случае отказа освободить незаконно удерживаемую территорию, войска НАТО оставляют за собой право расценить отказ как недружественное действие.
— Наконец-то, — Криворучко удовлетворенно крякнул и проорал: — Ну, теперь вешайтесь, чурки!
— Хорош врать! Чего пиндос говорит? — раздалось из-за баррикады.
— Вот это самое и говорит!
— Не может быть!
— Очень даже может! Всем чуркам вешаться согласно Вашингтонскому договору 2013 года!
— Пиндосские свиньи! — взвизгнул бригадный генерал Хухуев.
— Моджахеды не сдаются! — подсказал ему Криворучко.
— Сам дурак!
— Повторяется, — Криворучко улыбнулся. — Занервничал, чучмек.
Иванов скрылся в люке, потом выбрался обратно с пластиковым стаканчиком. Перегнулся вниз, протянул стаканчик подполковнику.
— Кофе.
— А мне? — железным голосом спросил переводчик.
Криворучко от неожиданности подпрыгнул.
— Тьфу, черт, — сказал он, принимая стаканчик. — Сделай пиндосу тоже. Только послабее.
Моргенштерн отстегнул от пояса рацию и что-то в нее забормотал.
— Жалуется, падла, что ему первому кофе не дают, — объяснил Криворучко лейтенанту.
— Может, ему еще туалетной бумаги отмотать? — бросил Иванов презрительно.
— Даже не вздумай.
— И в мыслях не было, товарищ подполковник.
Криворучко допил кофе, вернул стаканчик лейтенанту, дождался, когда снова нальют, и передал мутную жидкость Моргенштерну.
— Ну, что делать-то будем? — спросил он советника. — А? Чего молчишь, пиндосина? Давай, жри наш русский кофеек. Авось подавишься и сдохнешь.
Моргенштерн подавился, облил себя кофе и принялся мучительно кашлять. Подполковник зашел за танк и от души треснул советника кулаком по спине.
— Не сдох, — констатировал он, возвращаясь на открытое место.
Из-за баррикады показалась бритая голова.
— Русские! Скажите пиндосу — договор неправильный!
— Какая разница?! Нам по хрену ваши договоры с пиндосами! Вешайтесь, чурки!
— Вы же войска НАТО!
— А нам по хрену!
— Вы же русские…
— И поэтому нам по хрену!!!
Голова исчезла. Иванов снова курил, разглядывая баррикаду.
— А то стрельнуть разок? — спросил он. — Для острастки.
— Тогда пиндос точно сдохнет. В Вашингтонском договоре про стрельбу ни слова. Там написано, что, как только приходят войска НАТО, все негодяи сами разбегаются.
Моргенштерн за танком чихал и плевался. Иванов курил. Криворучко ждал.
— Эй, русские! — позвали из-за баррикады. — Слушай, ехали бы вы домой, а?
Иванов выматерился и полез в башню.
— Лейтенант! — прикрикнул Криворучко.
Иванов высунулся обратно.
— Ты мне брось эти еврейские штучки, — посоветовал Криворучко миролюбиво.
— Вы бы потом сказали, что я случайно задел спуск.
— Ага, сапогом… Отставить, лейтенант. Спокойнее.
Моргенштерн снова бубнил в рацию.
— Теперь жалуется, что я его ударил, — предположил Криворучко. — Чмо.
Из хвоста колонны прибежал вестовой.
— Товарищ подполковник, идите завтракать.
— Принеси сюда. Мне и лейтенанту.
— Есть.
Моргенштерн закончил общение с рацией и взялся за переводчик.
— Сообщили ли вы противнику, что войска НАТО оставляют за собой право…
— Уже два раза, — перебил Криворучко.
— Twice, — перевел лейтенант.
— And fuck you, — добавил подполковник. — Ой, блин. Само вырвалось. Я этого не говорил.
Моргенштерн впал в задумчивость.
Пришли бойцы в поварских халатах и шапочках. Через пару минут посреди дороги красовался стол, накрытый белоснежной скатертью и уставленный посудой. Принесли два стула. Иванов слез с брони.
— Что у нас сегодня? — спросил Криворучко, усаживаясь. — Опять яичница? Ладно, ладно. Лейтенант, присоединяйся.
— Русские! — крикнули из-за баррикады. — Водки хотите?
— Точно нервничает, чурка, — подполковник усмехнулся. — Ишь, заигрывает.
Некоторое время ничего не происходило. Офицеры завтракали, Моргенштерн тупо глядел на свой переводчик.
— Русские! А русские!
— Чего надо? — невнятно спросил Криворучко, жуя.
— Вы сколько тут еще будете?
— А у тебя что, намаз? Иди, мажься! Мы тут надолго. Навсегда.
— Вот же свиньи… — раздалось из-за баррикады.
Подполковник запил яичницу огромной кружкой кофе, откинулся на спинку стула и задумчиво оглядел свой живот.
— Кончится война, — сказал он, — займусь спортом. Бегать буду. Каждое утро. Ну, не каждое, но по выходным точно. По воскресеньям.
Моргенштерн вышел из прострации и снова взялся за радиопереговоры.
— А я в деревню уеду, — сообщил Иванов, доставая сигареты.
— Уволишься, что ли? Брось. Между нами, тебе следующая звездочка вот-вот капнет.
— Спасибо, конечно, но… Надоело пиндосам служить. Заведу лучше пасеку, медовуху буду гнать. Вы в гости приедете.
— Ты не пиндосам, а Родине служишь! — заявил подполковник твердо. — Как говаривал товарищ Сталин, Гитлеры приходят и уходят, а русские остаются.
— М-да… — сказал Иванов. И больше ничего не сказал.
Стояло ясное утро. Солнце все выше поднималось над Москвой. Иванов курил, пуская дым в небо. Криворучко неодобрительно щурился на торчащую из-за Кольцевой дороги бетонную иглу Останкинского минарета.
Моргенштерн издал неясный звук, пытаясь привлечь внимание.
— Что тебе? — спросил Криворучко. — Жрать охота? Увы, совсем ничего не осталось.
— В связи со сложившейся кризисной ситуацией командование дает приказ отступить для проведения консультаций и перегруппировки сил! — объявил переводчик.
— Ну и отступай, — добродушно согласился Криворучко.
Советник прицепил на пояс рацию, убрал переводчик в карман и короткими перебежками ускакал в хвост колонны, к своему «Хаммеру».
— Пиндос, — совершенно без выражения сказал подполковник.
Подумал и добавил:
— Вот ведь послал нам бог дурака. Уж и кормить его перестали, вторую неделю сухпаем давится, а все никак не поумнеет.
Подошли бойцы, начали собирать со стола.
— Слушай приказ, — сообщил подполковник, ни на кого не глядя. — С этой минуты пиндосу кофе ни грамма. Довести всему личному составу.
— Есть.
Бойцы забрали посуду, подхватили стол и удалились.
— Эй! — крикнул подполковник вдогонку. — А узнаю, что кто-то дал пиндосу туалетной бумаги, — разжалую и посажу!
Иванов встал, потянулся, забрался на танк и сказал в люк:
— Завтракать идите.
Из машины полезли заспанные танкисты.
Иванов оглянулся на Москву, посмотрел на Криворучко.
— Ну так что? — спросил он. — Развернем лагерь прямо здесь?
Криворучко закинул ногу на ногу, почесал серую щетину на подбородке и произнес:
— …И назовут это позже «Стояние на реке Москве». Ты готов войти в историю, лейтенант?
— Вляпаться в историю не готов, — быстро ответил Иванов. — А войти — всегда пожалуйста.
Подполковник встал и принялся расхаживать туда-сюда поперек шоссе.
— Русские! — позвали из-за баррикады. — Ну чего вы тут застряли? Почему не отступаете?
Криворучко покосился на лейтенанта.
— Пиндос настучал, — сказал тот. — Зуб даю.
Подполковник заложил руки за спину и хмуро уставился на баррикаду.
— Водки подарим ящик! — крикнули оттуда. — На посошок!
Подполковник щелкнул пальцами. Лейтенант быстро протянул ему мегафон.
— Ну два ящика! — надрывались за баррикадой. — Больше нету, мамой клянусь!
Криворучко задумчиво покачивал мегафоном.
— Два с половиной ящика! Больше точно нету! Только уезжайте уже, Христа ради!
Иванов на башне обидно захохотал.
— Чего-то не нравится мне «Стояние на реке Москве», — сказал подполковник. — Не звучит. И скучно будет смотреться в учебниках. Детям неинтересно такое читать.
— Московская битва? — предположил Иванов.
Криворучко поднял мегафон, направил раструб к баррикаде и рявкнул:
— Эй, чурка! Фамилия!!!
— Два с половиной ящика!.. Бригадный генерал Хухуев!
Криворучко опустил мегафон.
— Спасибо, чурка, — сказал он тихонько. Вернул мегафон Иванову и в ответ на его недоуменный взгляд объяснил: — Не бывает таких исторических сражений, чтобы полководец не знал имени своего врага.
Иванов согласно кивнул и сунул мегафон в башенный люк.
Подбежал вестовой.
— Товарищ подполковник! Там пиндос волнуется. Спрашивает, когда поедем.
— Не поедем, — отрезал Криворучко. — Иди скажи начальнику штаба, что после завтрака я назначил войну с чурками. Пусть готовит приказ. Да, особо отметь — пиндосу об этом знать необязательно.
— Есть! — вестовой просиял лицом и убежал с такой скоростью, что над асфальтом поднялась пыль.
— Гляди, лейтенант, — сказал Криворучко, — как солдат войне радуется. А ты увольняться хочешь.
Иванов опять закурил, смял в кулаке пустую сигаретную пачку и швырнул ее на обочину.
— Может, я передумал.
Из-за баррикады кто-то махал белой тряпкой.
— Московская битва… — мечтательно протянул лейтенант.
— Водки! Два с половиной ящика! — орали за баррикадой. — И бабу! Хотите бабу, русские?! Баба хорошая, не пожалеете!
Криворучко недобро рассмеялся.
— Нет, лейтенант, не битва.
Иванов ждал продолжения. И подполковник сказал:
— Московское побоище.
Солнце поднималось все выше в безоблачное небо над древним русским городом.