Читая текст, помните: этот рассказ не про то.
Мне часто снятся рыбы. Они плывут ко мне через зыбкую ткань сна. Их много. Они приближаются и смотрят на меня своими холодными глазами. Во сне я называю их имена, И плачу. По крайней мере, после таких снов подушка мокрая. Иногда от крови. Это плохо установленная мембрана в носу начинает кровоточить. Так бывает, когда подключаешься чаще обычного. И когда плачешь. Я помню рыб по именам. Старым именам тех, кто утонул в первое подключение, и новым именам тех, кому не повезло.
Подключившись один раз, подключаешься навсегда.читать дальше
Мне снятся рыбы, которые плывут зимой подо льдом, а над ними непробиваемая твердь. И трудно дышать.
Глупые рыбы, несчастные, смиренные, холодные…
Они висят сутками. Неделями болтаются, как забытые на дереве груши, облепленные проводами и шлангами жизнеобеспечения. Рыбы, плавающие в собственном соку затхлого воздуха квартиры-пенала. Мертвые рыбы виртуального мира. Обреченные на вечное одиночество там, за гранью этого мира. Они оставили пустую оболочку тут, среди нас, а сами ушли. В глубину.
Попали в ловушку, когда подключились. Всего один раз. Подсели на самый лучший наркотик всех времен и народов. Один раз и навсегда.
Мне снятся «рыбы».
Я проснулся от холода. В щели комнаты сквозило. Там, снаружи, дул северный ветер. Злой, холодный, но чистый. Было бы значительно хуже, если бы с юга наносило свалочной гарью и заводским смрадом. А так город кутался потеплее в искусственную дешевую шерсть и терпел, наслаждаясь чистотой морозного воздуха, которым можно дышать без респираторов.
Натянув одеяло на голову, я свернулся в клубочек и попытался сохранить жалкие остатки тепла. Надо было хорошенько выспаться. Очень давно я читал книгу автора, жившего черт знает когда, еще до Прорыва. Он описывал жизнь таких, как я. Смешно. Я даже пытался запомнить какие-то слова… Сейчас все стерлось из памяти, но впечатление нелепицы осталось. Какой-то удивительный набор из благ цивилизации, которые недоступны тем, кто подключился. Один раз и навсегда. Наркотики, богемная жизнь, разудалый секс, бессонные ночи. Удовольствия, которые не может себе позволить такой, как я. Импланты, мембраны, разъемы, каналы «вход-выход», устройства расширенной памяти. Все эти сложные, сверхвысокотехнологичные устройства — божества, позволяющие таким, как я, существовать, подключившись. Они требуют своих жертв. Если кто-то думает, что он сможет жить, как прежде, после внедрения первых мембран и каналов, то он сильно ошибается. Подключение раз и навсегда изменит его существование. Наркотики, безудержные ночные удовольствия и иногда даже любовь остались позади. Любая перегрузка теперь может убить. Только здоровый образ жизни. А любая дурь выжжет лучше, чем глоток напалма. Но ведь есть подключение. Чтобы навсегда стать другим. В этом давным-давно умерший вместе со своими книгами писатель был прав.
Комнатка была паршивой, как, впрочем, и гостиница, где я остановился. Из щелей дуло, в санузле текла вода, со стен, тихо шурша, оползала краска. Обыкновенная, гадкая ночлежка, где можно остановиться за полмонетки и не бояться полицейского патруля, голодных бомжей и насекомых, заползающих под кожу, пока вы спите. В остальном это временное пристанище ничем от подвала не отличается.
И спать в нем почти невозможно.
Преодолев себя, я откинул одеяло и сел. По голым ногам пробежал нахальный холодок, и кожа покрылась мурашками.
Мембраны снова кровоточили. Дотронувшись до носа, я обнаружил на ладони красный след. Пришлось вытаскивать из аптечки диметазин и капать, сверяясь по бумажке с инструкциями. Хотя, наверное, разбуди меня среди ночи, я мог бы наизусть без запинки пересказать все правила использования, побочные эффекты и противопоказания этих капель. Сейчас внутри меня сотни, тысячи, сотни тысяч маленьких, невидимых глазу существ находили поврежденные ткани, очищали операционное поле, укрепляли стенки, присоединяли, закрывали, сужали. Нелепо задрав голову, я рассматривал два флакончика диметазина на свет. Где-то там, в этой мутноватой жидкости, ожидали своего часа маленькие дети Прорыва. Такие же, но чуть-чуть другие, работали на человечество день и ночь.
В носу защипало. Я зажмурился. В ближайшие несколько дней мембраны будут работать лучше новых. Ио через некоторое время снова начнутся боли, удушье в момент подключения и ночные кровотечения. Употреблять диметазин чаще одного раза в две недели не рекомендовалось. Остатки наномеханизмов, составляющих основу препарата, должны были покинуть организм. О тех, кто перебрал с детьми Прорыва, ходили жуткие легенды. Я уже выбрал полный возможный лимит, и теперь придется терпеть. И вспоминать Серого-М, левого хирурга, который по какой-то причине так дерьмово внедрил мне мембраны.
Конечно, самыми лучшими специалистами по внедрению имплантов были вьетнамцы. Бог знает почему, вшитое ими держалось лучше, приживалось легко и не создавало проблем. Но идти к «желтым» было западло.
Ноги окончательно занемели от холода, когда лекарство наконец прекратило свою деятельность. Стало легче дышать. Я встал, распрямил спину, чувствуя, как шевелится под кожей «вход-выход». Я не подключался уже несколько дней, и теперь вдоль позвоночника ощущался легкий зуд, но расчесывать каналы было нельзя.
Где-то за стенами, за несуществующими окнами, за муравейником жилых пеналов, стоял октябрь. 2070 год. Сорок лет после Прорыва. Цивилизация открыла безграничный макрокосм и сумела населить его работящими, послушными существами, не видимыми глазом. Теперь все человечество медленно погружалась внутрь себя же, обнаруживая все новые и новые миры на блестящих гранях песчинки, обкатанной Океаном. В небо смотрели только чуткие уши радарных антенн метеоритной угрозы. Бесчисленные россыпи звезд, Млечный Путь, планеты — все это было забыто. Земля плыла в пустоте, с трудом прокладывая себе дорогу через метеоритную пыль. Люди осваивали внутренний мир. Удаляясь от солнца.
Где-то за стенами, за несуществующими окнами и муравейником жилых пеналов, был октябрь. Огромный мир, увеличивающийся внутрь, был заселен десятью миллиардами существ, более семидесяти процентов из которых составляли «цветные». Негры, арабы, китайцы, вьетнамцы, корейцы, албанцы, цыгане — вся эта черноголовая орда расселилась по Земле с ужасающей скоростью, проникла во все сферы жизни. И вот буквально за несколько лет стало невозможно найти место, где на вас бы не пялились раскосые, черные, жадные глаза. В этом мире стало трудно жить таким, как я, он словно сделался грязнее. Появились «черные» банки, корпорации, заводы, фирмы. Везде и повсюду. Негры, арабы, китайцы. Негры, арабы, китайцы. И снова, и снова. С какой бы радостью я залез сейчас в вагон метро и сел на место, над которым написано «Только для белых». Пусть в самом конце вагона. Но и в этой унизительной радости нам было отказано. Мы, три миллиарда чистых белых, теперь живем в клоаке. Выброшены на помойку. Где живут… эти. Они превратили наш мир, наш мир, в подобие своего.
Но остались еще такие, как я, — Виртуальные Наци, лучшие представители вымирающей белой расы. Подключившиеся раз и навсегда, уничтожающие «черные» банки, наносящие жестокие раны «черным» корпорациям. Мы ведем нашу войну. Каждое подключение придает смысл борьбе.
— Если цвет, то белый. Если идти, то до конца. Если подключился, то раз и навсегда, — бормота\ я девиз «Вирхуальных Наци», обливаясь холодной водой под душем. — Если цвет, то…
«Виртуальные Наци» было агрессивным и нелегальным крылом официальной организации «Белое Братство». Братство защищало права белых по всему миру и добилось в этом некоторых успехов. Теперь по крайней мере полиция предпочитала арестовать «завязавшего драку» чернокожего, чем связываться с нашим собратом по расе. Хотя, конечно, это мало утешало.
В «Виртуальные Наци» я вступил лет пятнадцать назад. Двадцатилетним пацаном, которого соседские мальчишки загоняли палками в угол и били. За то, что не похож. Один раз я лежал на солнце до ожогов первой степени, желая наконец избавиться от молочного цвета своей кожи. Ненавидя ее всем сердцем. За побои, за крик «эй, белый», за эбеновые кулаки. Я брил голову, чтобы черные пальцы не могли ухватить светлые вьющиеся кудри. Я учился драться. Но как нужно бить, чтобы свалить пятерых? Шестерых? Сколько нужно держаться на ногах, чтобы победить десяток?..
Мне часто снятся рыбы. Они плывут ко мне через зыбкую ткань сна. Их много. Они приближаются и смотрят на меня своими холодными глазами. Во сне я называю их имена, И плачу. По крайней мере, после таких снов подушка мокрая. Иногда от крови. Это плохо установленная мембрана в носу начинает кровоточить. Так бывает, когда подключаешься чаще обычного. И когда плачешь. Я помню рыб по именам. Старым именам тех, кто утонул в первое подключение, и новым именам тех, кому не повезло.
Подключившись один раз, подключаешься навсегда.читать дальше
Мне снятся рыбы, которые плывут зимой подо льдом, а над ними непробиваемая твердь. И трудно дышать.
Глупые рыбы, несчастные, смиренные, холодные…
Они висят сутками. Неделями болтаются, как забытые на дереве груши, облепленные проводами и шлангами жизнеобеспечения. Рыбы, плавающие в собственном соку затхлого воздуха квартиры-пенала. Мертвые рыбы виртуального мира. Обреченные на вечное одиночество там, за гранью этого мира. Они оставили пустую оболочку тут, среди нас, а сами ушли. В глубину.
Попали в ловушку, когда подключились. Всего один раз. Подсели на самый лучший наркотик всех времен и народов. Один раз и навсегда.
Мне снятся «рыбы».
Я проснулся от холода. В щели комнаты сквозило. Там, снаружи, дул северный ветер. Злой, холодный, но чистый. Было бы значительно хуже, если бы с юга наносило свалочной гарью и заводским смрадом. А так город кутался потеплее в искусственную дешевую шерсть и терпел, наслаждаясь чистотой морозного воздуха, которым можно дышать без респираторов.
Натянув одеяло на голову, я свернулся в клубочек и попытался сохранить жалкие остатки тепла. Надо было хорошенько выспаться. Очень давно я читал книгу автора, жившего черт знает когда, еще до Прорыва. Он описывал жизнь таких, как я. Смешно. Я даже пытался запомнить какие-то слова… Сейчас все стерлось из памяти, но впечатление нелепицы осталось. Какой-то удивительный набор из благ цивилизации, которые недоступны тем, кто подключился. Один раз и навсегда. Наркотики, богемная жизнь, разудалый секс, бессонные ночи. Удовольствия, которые не может себе позволить такой, как я. Импланты, мембраны, разъемы, каналы «вход-выход», устройства расширенной памяти. Все эти сложные, сверхвысокотехнологичные устройства — божества, позволяющие таким, как я, существовать, подключившись. Они требуют своих жертв. Если кто-то думает, что он сможет жить, как прежде, после внедрения первых мембран и каналов, то он сильно ошибается. Подключение раз и навсегда изменит его существование. Наркотики, безудержные ночные удовольствия и иногда даже любовь остались позади. Любая перегрузка теперь может убить. Только здоровый образ жизни. А любая дурь выжжет лучше, чем глоток напалма. Но ведь есть подключение. Чтобы навсегда стать другим. В этом давным-давно умерший вместе со своими книгами писатель был прав.
Комнатка была паршивой, как, впрочем, и гостиница, где я остановился. Из щелей дуло, в санузле текла вода, со стен, тихо шурша, оползала краска. Обыкновенная, гадкая ночлежка, где можно остановиться за полмонетки и не бояться полицейского патруля, голодных бомжей и насекомых, заползающих под кожу, пока вы спите. В остальном это временное пристанище ничем от подвала не отличается.
И спать в нем почти невозможно.
Преодолев себя, я откинул одеяло и сел. По голым ногам пробежал нахальный холодок, и кожа покрылась мурашками.
Мембраны снова кровоточили. Дотронувшись до носа, я обнаружил на ладони красный след. Пришлось вытаскивать из аптечки диметазин и капать, сверяясь по бумажке с инструкциями. Хотя, наверное, разбуди меня среди ночи, я мог бы наизусть без запинки пересказать все правила использования, побочные эффекты и противопоказания этих капель. Сейчас внутри меня сотни, тысячи, сотни тысяч маленьких, невидимых глазу существ находили поврежденные ткани, очищали операционное поле, укрепляли стенки, присоединяли, закрывали, сужали. Нелепо задрав голову, я рассматривал два флакончика диметазина на свет. Где-то там, в этой мутноватой жидкости, ожидали своего часа маленькие дети Прорыва. Такие же, но чуть-чуть другие, работали на человечество день и ночь.
В носу защипало. Я зажмурился. В ближайшие несколько дней мембраны будут работать лучше новых. Ио через некоторое время снова начнутся боли, удушье в момент подключения и ночные кровотечения. Употреблять диметазин чаще одного раза в две недели не рекомендовалось. Остатки наномеханизмов, составляющих основу препарата, должны были покинуть организм. О тех, кто перебрал с детьми Прорыва, ходили жуткие легенды. Я уже выбрал полный возможный лимит, и теперь придется терпеть. И вспоминать Серого-М, левого хирурга, который по какой-то причине так дерьмово внедрил мне мембраны.
Конечно, самыми лучшими специалистами по внедрению имплантов были вьетнамцы. Бог знает почему, вшитое ими держалось лучше, приживалось легко и не создавало проблем. Но идти к «желтым» было западло.
Ноги окончательно занемели от холода, когда лекарство наконец прекратило свою деятельность. Стало легче дышать. Я встал, распрямил спину, чувствуя, как шевелится под кожей «вход-выход». Я не подключался уже несколько дней, и теперь вдоль позвоночника ощущался легкий зуд, но расчесывать каналы было нельзя.
Где-то за стенами, за несуществующими окнами, за муравейником жилых пеналов, стоял октябрь. 2070 год. Сорок лет после Прорыва. Цивилизация открыла безграничный макрокосм и сумела населить его работящими, послушными существами, не видимыми глазом. Теперь все человечество медленно погружалась внутрь себя же, обнаруживая все новые и новые миры на блестящих гранях песчинки, обкатанной Океаном. В небо смотрели только чуткие уши радарных антенн метеоритной угрозы. Бесчисленные россыпи звезд, Млечный Путь, планеты — все это было забыто. Земля плыла в пустоте, с трудом прокладывая себе дорогу через метеоритную пыль. Люди осваивали внутренний мир. Удаляясь от солнца.
Где-то за стенами, за несуществующими окнами и муравейником жилых пеналов, был октябрь. Огромный мир, увеличивающийся внутрь, был заселен десятью миллиардами существ, более семидесяти процентов из которых составляли «цветные». Негры, арабы, китайцы, вьетнамцы, корейцы, албанцы, цыгане — вся эта черноголовая орда расселилась по Земле с ужасающей скоростью, проникла во все сферы жизни. И вот буквально за несколько лет стало невозможно найти место, где на вас бы не пялились раскосые, черные, жадные глаза. В этом мире стало трудно жить таким, как я, он словно сделался грязнее. Появились «черные» банки, корпорации, заводы, фирмы. Везде и повсюду. Негры, арабы, китайцы. Негры, арабы, китайцы. И снова, и снова. С какой бы радостью я залез сейчас в вагон метро и сел на место, над которым написано «Только для белых». Пусть в самом конце вагона. Но и в этой унизительной радости нам было отказано. Мы, три миллиарда чистых белых, теперь живем в клоаке. Выброшены на помойку. Где живут… эти. Они превратили наш мир, наш мир, в подобие своего.
Но остались еще такие, как я, — Виртуальные Наци, лучшие представители вымирающей белой расы. Подключившиеся раз и навсегда, уничтожающие «черные» банки, наносящие жестокие раны «черным» корпорациям. Мы ведем нашу войну. Каждое подключение придает смысл борьбе.
— Если цвет, то белый. Если идти, то до конца. Если подключился, то раз и навсегда, — бормота\ я девиз «Вирхуальных Наци», обливаясь холодной водой под душем. — Если цвет, то…
«Виртуальные Наци» было агрессивным и нелегальным крылом официальной организации «Белое Братство». Братство защищало права белых по всему миру и добилось в этом некоторых успехов. Теперь по крайней мере полиция предпочитала арестовать «завязавшего драку» чернокожего, чем связываться с нашим собратом по расе. Хотя, конечно, это мало утешало.
В «Виртуальные Наци» я вступил лет пятнадцать назад. Двадцатилетним пацаном, которого соседские мальчишки загоняли палками в угол и били. За то, что не похож. Один раз я лежал на солнце до ожогов первой степени, желая наконец избавиться от молочного цвета своей кожи. Ненавидя ее всем сердцем. За побои, за крик «эй, белый», за эбеновые кулаки. Я брил голову, чтобы черные пальцы не могли ухватить светлые вьющиеся кудри. Я учился драться. Но как нужно бить, чтобы свалить пятерых? Шестерых? Сколько нужно держаться на ногах, чтобы победить десяток?..
@темы: Русские